Знаете, я отчаиваюсь. Я не могу открыто высказывать свои чувства, постоянно прячу их за маску нередко глупой и трогательной улыбки. Честно скажу - плевать, что думают окружающие, я хочу, чтобы дорогим для меня людям было хорошо. Я пожертвую всем, что есть для них. Но всё чаще и чаще я понимаю, что ни разу за всю свою жизнь меня не обнимали и не согревали. А этого очень часто не хватает. Слишком часто, чтобы быть правдой. Я никогда не чувствовала а плечах успокаивающе тёплые руки, никогда не утыкалась в плечо и не рыдала, висев на нём. Наверное, это приятно, я не права? Кажется, когда-то давным-давно, ещё лет в десять-одиннадцать, я сумела обозначить себя как 'наблюдателя'. И ведь всю жизнь я таким и оставался - сторонним приятелем для многих, никогда ен любимым. Мне куда интереснее наблюдать за душевными переживаниями или звериными играми других, чем учавствовать самому. Для себя не могу сказать, что 'в такой-то момент я ошибся'. Я никогда не сожалею о сделанном. Каждое решение даётся просто, как должное. Потому что, наверное, слишком хорошо я изучила повадки людей.
Но ведь у каждого бывают моменты, когда мучительно обхватываешь руками свои плечи, пытаясь согреться, что-то бормоча и пытаясь понять, полюбить, разбудить свои чувства, которые остались там, внутри. Чем дольше ижвёшь, тем сильнее мучает это чувство одиночества. особенно - весной, особенно - в яркие жаркие дни. такие, как сейчас.
Меня воспитывали не так, как других. Меня только ругали и продолжают ругать за плохие оценки, за что-то неправильное. И ни разу не замечали, что мне уже с останкинской башни плевать на школу, на какие-то дополнительные занятия. Если вместе с тобой не радуются - какой прок приносить хорошие новости в то место, которое называют домом? Мне не осталось причин, что бы делать это. Пускай десятый класс я заканчиваю из рук вон плохо. Пускай. Я отработаю в одиннадцатом. Просто надо пережить. Мне уже запретили ехать на Время Королей по Мартину. Мне уже запретили ходить на тренировки. Родители не знают львиную долю моей жизни. Они даже не знают, что я общаюсь с кем-то, кого ни разу не видела вживую. даже о DA они узнали пару недель назад. Смешно, не правда ли? Я не виню их за всё, что они сделали. наоборот, с самого рождения они дали понять - тебя никто не будет поддерживать. И ведь правда - ни мать, ни отец никогда не пытались помочь. Интересно, я всё ещё считаюсь их родной дочерью или уже перешла в какой-то второстепенный тип? Я даже брата люблю больше. Меня с ним связывает даже больше, чем с родителями. Смешно. И грустно. Хочется рыдать навзрыд, зарывшись носом в подушку.
А друзья? Я до сих пор держусь за них, хотя и понимаю, что один из двоих слишком быстро начал отодвигаться куда-то вглубь. Уже не так много нас и связывает. Я уже не понимаю его с полуслова, как бывало ранее. Я не хочу надоедать им. Но в тот момент, когда слышишь от чужого человека насчёт не сказанного приглашения погулять 'значит, так хотели тебя видеть', безвольно опускаешь руки. Не хочется делать ничего. Почему же тогда я продолжаю улыбаться рядом с ними, как будто бы ничего и не произошло? И ведь это далеко не в первый раз. Я не умею больше плакать ни о чём. Из меня буквально выбили это умение за ненадобностью. И мее остаётся только улыбаться, каждый раз прячя за этой маской какую-то странную пустоту внутри.
спасите. молю.

Я несла свою Беду
По весеннему, по льду:
Надломился лед, душа оборвалася,
Камнем под воду пошла.
А Беда, хоть тяжела
Но за острые края задержалася.