Моя жизнь из пустого существования внезапно превратилась в приятное времяпровождение. Причём в боле-менее равных долях это относится к подготовке игры, учёбе и развлечениям (не задрот я, не задрот!). И от этого несказанно хорошо на душе.
Нагорье встретило меня ливнем и сумраком. Волосы слиплись, грива коня, неспешно галопирующего под моими останками, дёргалась в разные стороны каждый раз, когда вышеназванная скотина пыталась стряхнуть капли со своего черепа. Одежда промокла моментально. Отголоски мыслей беспокоились за неё – не полезет ли краска? Не порвётся ли на первых же ударах? То тут, то там появлялись рыжие ящеры, ищущие и еду, и место, где не достали бы их острые капли, падающие с неба с завидной регулярностью. По-хорошему следовало бы всё это бросить и вернуть на мельницу, но встречаться с этими призраками лишний раз не хотелось. Потому конь месил дорожную жижу, трава хлестала по ногам, а вода стекала ручьями с волос.
Стена Торадина уже темнела позади неясными очертаниями, когда впереди возникла крепость. Белый камень, круглые башни, людские трупы, рядками уложенные в яме, что когда-то заменяла ров. Голубая кожа огров неприятно отливала холодным блеском во внутреннем дворе, глазки недобро сверкали, близорукие, тупые.
Мне было страшно.
Когда убиваешь огров, самая главная проблема состоит в том, что бы он не упал на тебя. А то бывали случаи, когда даже воинов в латах они давили с завидной регулярностью. Что уж говорить обо мне, маленькой, хрупкой и одетой в одни лишь тряпки сомнительного происхождения?
Опасения насчёт одежды начали оправдываться – из рукавов, куда пришёлся удар третьей твари, потянулись ниточки, облепив старые косточки, дыра стремительно расползалась дальше. На робе уже виднелись заплатки, а делать их количество больше очень уж не прельщало. Долго, муторно, а если платить знающим людям, то дорого.
Через несколько минут уже по всему телу были разбросаны ноющие раны – от царапинок до вывалившихся кишок, которые пришлось подобрать, наклониться, зашить тоненькую перегородку из кожи. А ещё произнести заклинание, что бы побыстрее зарастала и не тревожила более. Внутри пещеры, которая гордо звалась «Крепостью Каменного Кулака», было темно, душно и воняло всеми оттенками огров – потом, испражнениями, и ужасной едой. С самого начала зайти не удалось. Пришлось стремительно нестись на улицу и там выплюнуть на траву весь завтрак, что был часа полтора назад. Ужасающее зрелище. Кто бы мог поспорить. Справившись со своей слабостью, косточки двинулись внутрь повторно. Единственный плюс – там горели костры. Но от них пахло так, что мне едва не понадобилось ещё раз бежать на улицу. Хоть нос отрывай, ей богу.
После получаса, проведённого в этом ужасном вместилище ереси и говна, было даже жалко возвращаться под дождь. Хоть и пахло, но было тепло. Да и одежда высушилась, спасибо оргским кострам. Но если выбирать между жизнью здесь и дождём, то жрица без умственных размышлений выбралась на поверхность. Конь уже бил копытом и откровенно тянул повод, стремясь уйти подальше от столь ужасающей местности. И правильно делал. Не пришлось его даже подгонять – сам помчался в родные края, на родную Мельницу, где его ласкали любимые руки конюшенной девчонки.
Передышка от дождя ожидала за поломанными воротами стены, чем жрица не преминула воспользоваться. После того как тушка всё-таки стекла с седла, а конь умостила рядом, преданно ища в руках какой-нибудь вкусняшки, девушка (а точнее то, что случилось с ней после смерти) села на холодные камни и откинулась на не менее холодную кладку стены.
Она была большая, очень большая – более десятка метров в ширину и под тридцать в высоту. Потухшие глаза немёртвого Отрёкшегося смотрели в другой, мёртвый мир, где сновали духи и постоянно тревожили благие души, оставшиеся в реальности. Под стеной собрались не только люди, но и животные – пара ящеров, опасливо косившихся на мёртвого, облезающего коня, да неведомо каким образом подошедшая горная кошка, песчаного цвета, с мягкой поступью. Они не нападали друг на друга, хотя вполне могли бы начать. Дождь мирил их, как никто другой. Уже запахло идиллией, когда сквозь противоположную завесу прорвался друид, мокрый, взъерошенный, злой, сильный, как незнамо кто. Последнее чувствовалось по поведению, недоброй усмешке, видневшейся на непослушных губах. Захотела бы жрица что-нибудь сделать, и то не сумела бы: не для этого её учили заклинаниям, не для того растили. Её вотчиной была жизнь – воскрешать, лечить, излечивать. Вотчиной друидов была природа, но всё чаще они насиловали её собой. Своим существованием. Тех, кто умел разговаривать с природой и подчиняться ей, были единицы.
Так что уже через несколько секунд, загрызенная чёртовым друидом, жрица возвращалась в духовном теле к физическому. Особенность у них всех была такая – Боги не торопились забирать душу и давали ещё один шанс жить. Причём даже не один, как показывает практика.
|D
-
-
29.03.2009 в 13:18-
-
29.03.2009 в 14:30